Ковчег |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Ковчег » Звездная система α Центавра » "Иногда они просыпаются"
Время и место действия: 2182 год по земному летосчислению, система Проксимы Центавра, исследовательский корабль "Афродита".
Действующие лица:
Капитана корабля майор Ричард Мартин.
Ученые Марек Ковальский и Елена Минич.
Джереми Дойл, командир взвода.
По ходу игры возможно подключение других персонажей.
Отредактировано Джереми Дойл (2014-08-15 11:59:57)
- Какая, к черту, разница! - неожиданно высоким голосом воскликнул Ковальский. Лоб и щеки у него пошли красными пятнами, с хрустом сжались и разжались пальцы, - замечательно мы тут сидим и ждем смерти то ли от удушья, то ли от холода! Мы тут… а она там.
Доктор Минич осторожно дотронулась до его плеча.
- Марек… ее укусила только одна оса. Только одна. Ее сразу поместили в капсулу. Она выживет.
- Чтобы умереть?! – лицо Ковальского перекосилось от едва сдерживаемого бешенства, - военные заперли нас здесь, как животных, в клетке, не спрашивая, чего мы хотим, и не можем ли мы помочь!
- Марек, - доктор Минич выпрямилась. Сейчас она уже не сияла, как новенький пятицентовик, как тогда, с контейнером, у выхода из челнока – лицо ее сделалось суровым и сосредоточенным, - мы ничем не можем помочь. Ни им, потому что не имеем достаточного опыта, ни …ей. Медики делают все возможное.
Мигнули, затрепетали тенями на вытянутых лицах лампы аварийного освещения.
- А если… если из-за этих сбоев с электричеством откажет аппаратура? Медики делают, да, но медики не боги! – Ковальский почти кричал, - мы не имеем опыта, они тоже его не имеют! Можно подумать, Дойл и его команда сражались с гигантскими осами ежедневно, в качестве разминки перед завтраком!
- Что ты предлагаешь? – лысый, как коленка, жилистый коллега Ковальского, Збигнев Кухта, вулканолог и сейсмолог, вытянул шею.
- Я предлагаю не сидеть сложа руки, а попытаться что-то сделать… Добраться до оружейной и присоединиться к военным. И я хочу увидеть Мицуко, - он с вызовом уставился в глаза доктору Минич, та дернула плечом.
- Я не имею права вам приказывать, Марек, - в ее голосе мелькнуло сочувствие, - но ваше присутствие ей не поможет, а, чтобы добраться до медблока, вам нужно пройти шлюзовые отсеки. Без оружия. Одному. Об оружейной я даже и…
- У дверей наверняка остались… трупы, и оружие у них есть, - парировал Ковальский, - в химической лаборатории были специальные костюмы для работы в агрессивной среде… возможно, они защитят. Термостойкий кислотоустойчивый пластик. Есть желающие идти со мной?
Добраться до оружейной, помочь военным – об этом Родриго и не думал. Он был ученым, а не солдатом. И не его задачей было бегать по кораблю с автоматом в руках. Дойл, Мартин и остальные обязаны были обеспечить его безопасность. Вот только, пока они не слишком хорошо справлялись со своей задачей.
И, тем не менее, слова Ковальского заставили Аламейду забыть о дрожи и податься вперед, продолжая нервно потирать руки. Путь в оружейную лежал через первую палубу, и от трапов до блока криокамер было рукой подать.
Криокамеры оборудованы собственными источниками питания, которые смогут поддерживать организм в анабиозе долго, достаточно долго, чтобы за это время подоспела помощь. И никаким осам не пробиться внутрь них.
- Мне нравится ваша решимость, пан Марек, - усмехнулся криолог. На этот раз усмешка вышла более естественной. – Я с вами.
- И я, - подал голос Кухта. – Это лучше, чем сидеть и ничего не делать.
Доктор Минич отвела взгляд и покачала головой.
- Вы совершаете ошибку, - произнесла она, приводя последний оставшийся у нее аргумент.
Родриго был с ней не согласен.
***
Серебристый, со специальным покрытием костюм слегка сковывал движения. Он чем-то напоминал ученому скафандр, который пришлось одевать во время предыдущей высадки на первую планету.
Но удобством легко было пожертвовать в обмен на безопасность. А костюм давал если не ее, то хотя бы ее иллюзию.
Впрочем, страх все равно плескался внутри, словно ледяная вода, заставляя сердце и желудок болезненно сжиматься. И Родриго инстинктивно старался не приближаться к двери, ведущей в коридор. Он предпочел бы, чтобы первым ее открыл кто-то другой. И именно поэтому уже в третий раз делал вид, что поправляет молнию шлема.
- Замок заедает, - на всякий случай пояснил он коллегам через микрофон. – Но вы не обращайте на меня внимания. Идите, я вас мигом нагоню.
Кухта шагнул к двери, готовый открыть ее, но в последний момент обернулся на Ковальского, словно спрашивая у него разрешения.
Родриго сглотнул и затаил дыхание.
Костюм был тонким, однако достаточно плотным, скользким наощупь - слабое, но утешение.
Он разблокировал дверь и шагнул вперед.
Следом за ним двинулся Кухта, замыкающим – нервно дергающий зиппер Аламейда. Сквозь стеклопластик защитного щитка настороженно поблескивали темные глаза.
«Он боится, - подумал Марек, - и я тоже боюсь».
Ему очень хотелось повернуть назад, в длинный коридор, ведущий в терапевтический блок медицинского отсека – но он этого не сделал. Доктор Минич, оставшаяся в лаборатории, была права.
Он ничем не поможет Мицуко сейчас – но сделает для нее гораздо больше, если поможет Дойлу.
Палуба была пуста.
Ковальский кивнул и осторожно двинулся к трапу, оглядываясь в тщетной надежде найти хоть какое оружие. Пусто. Холодно поблескивали металлические переборки, подмигивали тускло-желтыми глазами лампы аварийного освещения.
Где-то внизу на одной тоскливой ноте гудели осы.
Они спустились по трапу в кают-компанию.
Первый труп лежал у самого входа, ничком – кто-то из солдат, но кто - определить невозможно. Похоже, он просто скатился вниз. Из-под головы натекла темно-бурая кровавая лужица.
И тут гул усилился – в нескольких метрах от них, от другого лежащего тела, вверх взмыла оса и зависла под потолочной переборкой.
- Psia krew, - выдохнул Кухта. В особо сложных ситуациях его словарный запас тяготел к родному польскому.
- Тихо! – почему-то прошептал Ковальский, застыв на месте.
Оса ведь его не слышала.
Не слышала и, похоже, не обращала внимания. Деловито «обнюхав» противопожарную сигнализацию, насекомое перелетело кают-компанию по диагонали и спикировало на еще один труп.
Все трое замерли, превратившись в серебристые изваяния.
Он слышал стук собственного сердца – оно грохотало, отдаваясь в ушах набатом – так, что, казалось, лопнут барабанные перепонки.
- Почему она нас не тронула? – сквозь грохот в ушах донесся непонимающий шепот Кухты.
- Потому что уже не голодна, - Марек не узнал собственного голоса – он был дрожащим и жидким, словно недоваренный студень, - а еще… мы не спровоцировали агрессию и мы… не пахнем.
Это была правда. Тонкий прочный пластик не пропускал воздух.
- Послушай, а ведь он прав! – возбужденно зашептал Кухта, обращаясь к Аламейде, - если мы не будем производить много шума, есть шанс, что мы не будем представлять для ос интереса. Не больше, чем чайный столик в кают-компании.
- Вот и я думаю, - медленно проговорил Ковальский, - и в лаборатории остались еще костюмы. Пусть на всех не хватит, но… Давайте попытаемся добраться до оружейной, поговорим с Дойлом, а там решим… у хищников есть пища, а у нас есть надежда, что они станут меньше обращать внимания на движущуюся мебель. Если собрать пищу в одном месте…
Множество трупов, жужжание ос, пожиравших тела. Родриго казалось, что он спит и видит кошмарный сон. И ему чертовски хотелось себя ущипнуть, чтобы проснуться и убедиться в нереальности происходящего. Вот только голос разума твердил, что никакие щипки не избавят его о страшного зрелища.
Взмывшая в воздух оса, заставила Аламейду замереть на месте и прикрыть глаза. Ощущение жала, которое вот-вот вопьется в тело, как раскаленная спица, стало почти осязаемым. А затем… затем жужжание неожиданно отдалилось.
Насекомое не «унюхало» их, а еще не почувствовало температуру их тел. Костюмы делали ее такой же, как и температура окружающей среды.
По губам ученого скользнула очередная усмешка, такая же кривая, как и предыдущие. Его снова заколотила нервная дрожь, но теперь к ней примешивалось радостное возбуждение, вызванное надеждой на скорое спасение.
И тем более неожиданным и неправильным стало предложение Ковальского. Найти военных? Предложить им свою помощь?! Перетащить тела в одно место?!
- Cholera, - донесся из наушника голос Кухты, который проводил осу взглядом. – Знали бы, что так будет, захватили бы несколько костюмов с собой. Военным они бы не помешали. Может, вернуться?
И тот факт, что Збигнев был согласен с безумным предложением коллеги, вызвало у Родриго отчаянный протест.
- Вы оба сумасшедшие! – выдохнул он, срываясь едва ли не на крик. – Если мы пойдем к военным, мы подвергнем себя опасности. Они будут пытаться убить ос, а пострадать можем мы. Неужели вы этого не понимаете?! Мы не должны туда идти. До блока криокамер рукой подать,
- он ткнул рукой в сторону коридора. – Мы можем погрузить себя в сон. Когда все закончится, нас выведут из него. А если осы возьмут верх, мы сможем прожить достаточно долго, чтобы дождаться помощи. Это наш шанс, понимаете?!
Голос ученого задрожал, не от страха, от возбуждения. Ему казалось жизненно важным убедить Ковальского и Кухту в том, что их жизни важнее героизма. Может быть, потому что у него одного не хватило бы смелости отправиться в одиночку в помещение, которое, по словам военных, стало рассадником осиного роя, вырвавшегося на корабль.
- Дождаться помощи?! - Ковальский подавился нервным смешком, - от кого ты хочешь дождаться помощи, Родриго?
В лицо жарко плеснулось раздражение; он почувствовал, как стекает по шее струйка пота.
- Если ты думаешь, что можешь позвать на помощь силой мысли – ты заблуждаешься. «Аполлон» не услышит нас, пока не будет восстановлено нормальное энергопитание. Никто не услышит нас. Через несколько суток мы станем мертвой консервной банкой… со свежезамороженным мясом. Отсидеться… прости, отлежаться… или отоспаться в криокамере, разумеется, очень удачная мысль, – в его голосе теперь звучал неприкрытый сарказм, - только почему ты считаешь, что за право спасать твою гребаную жизнь должны бороться другие?
Ковальский ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что Аламейда думает и действует так, как думали и действовали многие из них – он пытается спасти свою шкуру, однако чувство гадливости подкатило к горлу тошнотворным комом.
- Инстинкт самосохранения - зеркало души, - пробормотал он, так, чтобы Аламейда его услышал.
- Ладно, коллеги, не время собачиться, - покачал головой Кухта, - что будем делать, вернемся за запасными костюмами?
- Н-нет, - помедлив, ответил Марек. Он почти остыл, но на Родриго старался не смотреть, - мы можем потерять время, да и неизвестно, будут ли эти инсектумы столь же миролюбивы во второй раз. Предпочел бы иметь в руках винтовку. Давайте доберемся до оружейной, переговорим с Дойлом, и те, кто отправится на помощь механикам, наденут костюмы. После восстановления питания можно будет подумать о том, как расправиться с тварями на корабле. У меня есть мысль…
И Ковальский осторожно, но решительно двинулся вперед – до нижней палубы оставалась пара лестничных маршей.
Пятьдесят метров, сто шагов.
Вся жизнь.
Приглушенно гудел под ногами трап, гудели осы, шумела кровь в ушах. Он ступал осторожно, стараясь не производить шума, однако шел, не оглядываясь, уверенный, что все делает правильно.
Удивительно, что Ковальский, будучи неглупым человеком и понимая все ожидающие их перспективы, продолжал упорствовать, вместо того, чтобы пытаться спасти свою жизнь. Более того, он смел обвинять за подобное желание других.
От слов коллеги к лицу Родриго прилила кровь, а в сознании шевельнулось понимание, что Ковальский прав. Он раскусил его, раскусил его страх. Но это понимание вызвало не раскаяние, а ненависть. Ненависть к человеку, который стал свидетелем его слабости, и ненависть к тому, кто стоял между ним и его спасением.
- Идите! – выплюнул Аламейда. – Идите и подохните там!
Он обернулся. До заветного блока криокамер было не более двадцати метров. Шаг вперед… другой… из раскрытых дверей блока неторопливо выползла оса, потирая крылья и очищая их от налипшей слизи. Следом за ней последовала вторая.
Ученый попятился, ненавидя в этот момент Ковальского еще сильнее, и торопливо принялся спускаться вниз по лестнице, следом за коллегами.
Снизу послышалось сердитое жужжание, затем грохот выстрела. Сквозь лестничный пролет сверкнул столб пламени, ударивший в стену. Жужжание оборвалось.
Ученые вывернули с лестницы в коридор. Двое солдат, стоящие над телом третьего с дробовиками в руках, обернулись на звуки их шагов.
- Какого черта вы здесь делаете?! – спросил один из них. Второй, не говоря ничего, наклонился и подхватил с пола своего товарища, явно собираясь его куда-то тащить.
И именно оружие в руках военных неожиданно позволило Родриго понять, что спуститься в оружейную было не такой уж плохой идеей.
Имея в руках автомат или хотя бы пистолет, он станет гораздо более «убедителен» для своих коллег.
- И вам не хворать, - натянуто улыбнулся Ковальский.
Пластиковый щиток запотел.
Сердце бухало о пустую грудную клетку. Даже сквозь фильтры респиратора пробивался запах паленого волоса. Рот наполнился горьковатой слюной.
Они добрались. Это оказалось гораздо проще, чем он предполагал, и эта мысль придавала ему уверенности.
- Мы пришли помочь, господа охотники за нечистью, - миролюбиво продолжил Марек, стараясь, чтобы в голосе не звучала прохладная насмешка, какая появлялась почти всегда, когда ему приходилось обращаться к солдатам.
Он не то, чтобы недолюбливал «бойцов» - осознавал их очевидную полезность, но открыто подтрунивал над их армейской прямолинейностью.
- Где капитан? – быстро спросил Кухта, - у нас появилась мысль… У Марека появилась, - поправился он, кивая на коллегу.
Солдат равнодушно двинул подбородком в сторону закрытой двери в оружейную:
- Она не заблокирована. Нажмите кнопку. И поторопитесь, господа ученые обезьяны.
Ковальский вскинулся – «боец» явно уловил его сарказм и ответил взаимностью.
Збигнев осторожно взял его за локоть:
- Прекрати. Пыхтишь, словно бычок-переросток.
- Извини, - буркнул Ковальский, - нервы ни к черту.
И он шагнул внутрь, встретившись взглядом с внимательными глазами капитана Дойла.
Появление троицы в теплозащитных костюмах стало для Дойла неожиданность. Неприятной неожиданностью, и в душе моментально закипели злость и раздражение. Военному хватало своих проблем в виде ос и дожидающихся помощи техников, а теперь на плечи его и его людей ложилась забота об этой троице, которой приспичило погеройствовать в самый неподходящий момент.
- Вы с ума сошли?! Что вы здесь делаете?! Вам же приказали оставаться в лаборатории! – «поприветствовал» капитан ученых, вглядываясь через запотевший пластик шлемов и пытаясь понять, кто перед ним. Ковальский… Аламейда… Кухта.
Последний подался вперед.
- Не время спорить, капитан, - примирительно произнес он. – У нас, вернее, у доктора Ковальского появилась идея. Осы реагируют на запах тела…
- И на температуру, - зачем-то вставил доктор Аламейда, поворачиваясь к стойке с пистолетами. Кухта нетерпеливо кивнул перебившему его коллеге.
- Костюмы блокируют запах и температуру тела, и мы становимся для ос неотличимыми от мебели или от стен. Если двигаться неторопливо и не тревожить их, они не нападут, - он бросил взгляд на Ковальского. – Я прав, коллега?
Неотличимыми от мебели? Дойл недоверчиво мотнул головой, глядя на серебристый костюм, казавшийся совсем неподходящим для борьбы с инопланетными насекомыми. Трудно не потревожить ос, убивая их. Как только они подстрелят первых тварей, остальные засуетятся и нападут. С другой стороны, костюмы дадут им возможность подобраться к осам на расстояние выстрела. Вот только между ними и военными были все те же осы.
- Вы предлагаете нам подняться на верхнюю палубу и переодеться? – губы капитана исказила усталая усмешка. – Один раз я уже проскочил кают-компанию, - признался он. – Вряд ли второй раз мне повезет настолько же, доктор Ковальский.
- Нам не приказали. Нам порекомендовали, - Ковальский дернул зиппер, освобождая от липкого пластика голову и шею. По лицу градом тек пот, - надеюсь, ваш блестящий тактический ум увидит разницу.
Ему хотелось язвить – возможно, ударить побольнее, однако он, как и Кухта, понимал, что нелепое противостояние «умников» и «солдафонов», которым забавлялась команда в мирное время, вряд ли пойдет на пользу оставшимся в живых.
Пока – живых.
- Надеюсь, капитан, вы не станете противиться моему предложению только потому, что оно исходит от человека «чуждой» формации, - он сощурился, рассматривая раздраженное лицо Дойла, - если у вас есть вариант получше, я не стану настаивать на своем. Костюма три. В химической лаборатории должно остаться еще семь. Всего их было десять.
Марек понял вдруг, что ноги его не держат, и прислонился к стене, мысленно подбирая слова.
Дойл, конечно, солдафон – как все они. Особая каста, ставящая дисциплину и силу выше разума. Первичнее логики. Идеальная машина для убийства. Однако Ковальский краем уха слышал о послужном списке Дойла, и он внушал уважение… и надежду, что ясный ум поможет тому преодолеть предубеждение, которое питали многие солдаты и офицеры к «ученым обезьянкам».
- Задачи две – наладить работу энергосистемы и уничтожить насекомых, - продолжил Марек, - что делать в первую очередь – решать вам. Тот, кто пойдет помогать техникам, может отнести им эти костюмы – они смогут проникнуть в машинное отделение и починить генератор. Осы к ним не приблизятся… если не голодны. Мы останемся здесь… до вашего возвращения. Или сначала кто-то из нас… или вы… если не испугаетесь, - это была шпилька, и шпилька неприкрытая, - вернется в костюмах в химическую лабораторию и принесет сюда остальные. Так людей, способных подобраться к осам на близкое расстояние, станет больше. А дальше я подумал вот о чем… насекомых привлекают запахи… послезавтра Лоре Диксон должно было исполниться тридцать лет… Ей готовили сюрприз… торт… на камбузе хранился контейнер с карамельной глазурью. Прикатить его в кают-компанию, или еще куда… аккуратно открыть и разлить по полу. Действовать осторожно, без шума, не раздражая насекомых. Отойти в стороны, дождаться, пока осы слетятся на сладкое - и устроить коллективное аутодафе. Это эффективнее, чем бегать за ними по кораблю. Собственно, вот… - Ковальский облизнул пересохшие губы, и с надеждой взглянул на Дойла.
Как выяснилось, никуда бежать не следовало. План Ковальского был гораздо более продуманным, чем показалось капитану с самого начала. И Дойл не мог этого не признать.
- Черт, - восхищенно произнес он, на мгновение жалея, что подобная мысль воспользоваться костюмами не пришла ему в голову самому. Тогда и Шэппард, и Хайнц были бы живы и невредимы. Но кто знал, что осы реагируют на запахи? В военной академии этого не преподают. – Беру свои слова назад. То, что вы пришли сюда, Док, это отличная идея. Вернее, даже две отличные идеи.
Оставался лишь один вопрос, какой из них воспользоваться в первую очередь. Собрать всех ос в одном месте или помочь техникам? От своевременной помощи зависела жизнь ремонтной бригады и работа всего корабля. В то же время, пока на «Афродите» находились осы, опасности подвергались все и всё, в том числе и системы судна. И даже будучи отремонтированными, они снова могли выйти из строя.
- Не вижу смысла выбирать одно из двух, - неожиданно подал голос Родриго Аламейда, - и обмениваться костюмами, как граи единственным глазом.
Мифология древнего мира была хобби ученого, и он редко когда упускал возможность блеснуть своими знаниями.
- Мы можем разделиться. Капитан Дойл возьмет костюм Ковальского или Кухты и направится к техникам. В костюме он сможет подобраться к осам на достаточно близкое расстояние и прикрыть бригаду ремонтников, пока те будут восстанавливать энергоснабжение, до подхода подкрепления. Надеюсь, наш бравый капитан не струсит?
Открытая насмешка в голосе ученого заставила Дойла внутренне закипеть. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ответить ничего резкого.
- Думаю, я справлюсь, - нейтрально произнес капитан.
Аламейда довольно кивнул.
- Отлично. Солдаты останутся на связи. Если в машинном станет совсем трудно, они поспешат на помощь капитану. А тем временем мы со Збигневом или Мареком возьмем оружие, - ученый показал уже взятый им пистолет, - и поднимемся на верхнюю палубу за остальными костюмами, которые принесем в оружейную солдатам.
Что-то в предложении ученого не нравилось Джереми, но что именно он понять не мог.
- Это рискованно, - возразил военный. – Будет лучше, если за костюмами поднимутся мои люди.
- И присвоят себе всю славу?! – сквозь запотевший щиток Дойл увидел, что ученый криво усмехается. – Нет уж, я тоже хочу поучаствовать в спасении «Афродиты». Ну что, пан Марек или вы, пан Збигнев, вы готовы совершить со мной еще одну прогулку?
Аламейда шагнул к выходу, но у автоматической двери обернулся, глядя на коллег и ожидая их ответа.
- Я пойду, - неуверенно ответил Кухта и покосился на Ковальского. Идти он не хотел, это было видно.
- Не думаю, что это хорошая идея, - подал голос Ковальский, - и дело не в том, трусит капитан или нет.
Он поднялся и выпрямился, во все свои шесть с половиной футов роста, и теперь его вихрастая голова возвышалась и над глянцевой лысиной Кухты, и над искаженным пластиковой «занавеской» лицом Аламейды.
- Смысла в защитном костюме, надетом только на человека с оружием, немного. Осы нападут не на него, а на беззащитных техников, а, если он начнет стрелять - не факт, что сумеет достать всех. Да и сам останется ли жив? Мы не проверяли, насколько прочен этот пластик… и я предпочел бы не знать этого как можно дольше.
Ковальский твердо знал одно - техников нужно «одеть».
- Придется или отдать все три костюма Дойлу, чтобы он отнес два техникам – этого должно хватить для починки энергосистемы, или сходить за остальными наверх, в лабораторию, а потом вернуться, и полноценно экипировать и солдат, и техников, - продолжил он, в задумчивости потирая переносицу, - и сделать это нужно будет кому-то из нас… кэп, вы не знаете, где расположен шкаф со спецодеждой, а поиски отнимут у вас время.
Это была не единственная причина.
Наверху, в медблоке, находилась доктор Такаясу… и он до сих пор не знал ничего ни о ее состоянии, ни о шансах на выживание.
Конечно, он не сказал об этом.
Ковальский покосился на Родриго, неожиданный энтузиазм которого показался ему несколько наигранным, однако отмахнулся от параноидального щелчка внутри – кто знает, может, коллегу укусила совесть, и он понял, что перегнул палку… Хочет быть полезным – это уже хорошо.
Потом бросил быстрый взгляд на Збигнева, нервно потирающего ладони.
- Давайте пойдем втроем, если нигде не задерживаться – это будет быстро. Один будет в авангарде, другой – тащить костюмы, а третий – прикрывать тылы, - выдохнул он, рассудив, что отказываться от предложения Родриго – недипломатично, а пренебрегать помощью профессионального военного – глупо и недальновидно. Я, Дойл и Аламейда, - все-таки капитан пошустрее тебя будет, если что… - И Марек натянуто улыбнулся приятелю.
Ему показалось, что в светлых глазках Кухты мелькнуло облегчение.
Оставался капитан. Если бы Дойл согласился! Его слово будет решающим, он понимал это так же ясно, как и то, что мозги не заменят мгновенную реакцию и виртуозное владение оружием. Нельзя сравнивать профессионала и – пусть качественно обученного нажимать на курок - дилетанта. Если капитан будет с ними, есть шанс, что он сумеет добраться до терапевтического блока, чтобы увидеть Мицуко. Если откажется и предпочтет сначала заняться техникой – спорить Марек не станет… В конце концов (и эту истину вдруг с горечью осознал Марек Ковальский) - сомнения, страхи, надежды и чувства одного человека ничего не значат в сравнении с эфемерной возможностью спасти жизни трех десятков.
Он сглотнул застрявший в горле комок и с надеждой взглянул на Дойла.
Отредактировано Персона (2014-08-21 18:23:45)
Слова Ковальского заставили Дойла поморщиться. В них звучало неприкрытое сомнение в его способности выполнять свои обязанности: обеспечивать безопасность членов экипажа корабля. Пришлось сделать над собой усилие и отогнать прочь мысли. Глупо было бы подвергнуть опасности бригаду ремонтников только из желания доказать ученому свою собственную крутизну. Глупо и по-мальчишески.
- Я думаю, мы сделаем так, как говорит доктор Ковальский, - произнес капитан, оборачиваясь к доктору Аламейде.
На мгновение ему показалось, что лицо ученого исказила злобная гримаса, словно такой ответ разозлил его. Но причин для злости не было. Возможно, запотевший пластик сыграл злую шутку.
Дойл отвернулся. Збигнев Кухта уже торопливо раздевался, стаскивая с себя серебристый костюм. Делал он это с нескрываемым облегчением, радуясь тому, что ему больше не придется никуда идти. В глубине души Джереми его понимал.
В костюме было жарко. По крайней мере, Дойлу так показалось. А еще не хватало привычной легкости движений. Но это была мизерная цена за безопасность.
- Мы можем идти, - произнес военный, оборачиваясь к своим спутникам и пытаясь поудобнее пристроить в руках дробовик. – Брикс, свяжись с техниками, скажи – мы скоро будем, пусть сидят и не высовываются до нашего подхода. Четверть часа ничего не изменят.
Капрал кивнул.
- Понял вас, сэр.
Они вышли в коридор и двинулись обратно к лестнице мимо обгоревших ос. Большинство из них были уже мертвы, лишь у одной продолжали судорожно дергаться лапы. Дойл поморщился и отвел взгляд, тратить на тварь еще один патрон он не собирался.
По мере приближения к лестнице усиливалось жужжание, доносившееся сверху.
- Я буду идти первым, - негромко произнес Дойл, оборачиваясь к своим спутникам.
Аламейда тут же кивнул.
- Я буду последним, - сквозь запотевший пластик капитан заметил, как губы ученого опять растянулись в ухмылке, на этот раз какой-то хищной. Или это опять была лишь иллюзия, вызванная плохой видимостью?
Идти приходилось медленно, осторожно ступая на каждую ступеньку, чтобы не создавать лишнего шума. И эта медлительность давалась капитану нелегко. Ему то и дело хотелось сорваться на бег, броситься наверх, проскочить захваченную осами палубу, а не шаг за шагом, приближаться прямиком к их логову.
Один лестничный пролет… Второй… Пол кают-компании, усеянный телами, по которым по-прежнему ползали осы.
Дойл сглотнул, стараясь не думать о том, что среди лежащих здесь могут быть живые, и что их, живых, пусть и парализованных, сейчас пожирают заживо, и собрался повернуть на следующий пролет, как вдруг за их с Ковальским спинами прозвучал голос Аламейды:
- Нет, стойте, - негромкий, но напряженный, как струна.
Военный обернулся. Пистолет в руках ученого, стоящего на середины лестницы, был нацелен на Дойла и Ковальского.
- Не туда, - все тем же напряженным голосом велел Родриго. – К крикокамерам. Вы должны зачистить блок, а потом можете идти, куда хотите.
Его лицо снова исказила хищная ухмылка. И теперь Дойл был уверен, что действительно видит ее.
- Ты… это серьезно? – голос Ковальского сорвался в хрип, - ты готов пожертвовать нашими планами ради сомнительного шанса уснуть в криокамере?
В руках у него был такой же дробовик, что и у Дойла – только сейчас Марек понял, почему Аламейда отказался взять его и вооружился пистолетом.
«Буду нести костюмы, дробовик станет помехой», – коротко пояснил он, выходя из оружейной.
А сейчас все стало на свои места. Аламейда уверен, что в кают-компании ни Ковальский, ни Дойл не станут трепыхаться и «плевать огнем», опасаясь потревожить … осиное гнездо, в полном смысле этого слова. Ос много, и они разбросаны по помещению.
Словно подслушав его мысли, одна из ос взмыла вверх и принялась кружить возле потолочного светильника. Ровный гул плескался в ушах.
Ухмылка кривила лицо Аламейды – и Ковальский едва удержался, чтобы не шагнуть вперед, не ударить… представляя, как щиток разлетается в мелкую стеклянную крошку.
Перед глазами с фотографической четкостью мелькнуло лицо Мицуко.
Марек осторожно покачал головой.
При каждом качании что-то щелкало в шейных позвонках.
Клац-клац.
- Послушай, Родриго… - тихо заговорил он, - не глупи. Ты же не выстрелишь… Если ты выстрелишь в одного, другой тебя достанет… в итоге трупами станем мы все – вряд ли инсектумы будут жрать попкорн, наблюдая за нашей сварой. Они почуют тепло, резкие движения, кровь… тебе все равно не выбраться. Убери пистолет…
Клац-клац.
Он говорил, медленно отодвигаясь в сторону, смещаясь с вероятной линии броска – если вдруг капитан Дойл вздумает убеждать Аламейду силовыми методами.
Отредактировано Персона (2014-08-21 21:51:34)
Дойл видел, как кривятся в нервной ухмылке губы ученого, как дрожит от напряжения рука, сжимающая пистолет. Аламейда походил на безумца. И, наверно, как безумец, не понимал того, что ему говорят, не понимал последствий своего выстрела. А раз не понимал, значит, действительно был способен выстрелить. И спровоцировать его на выстрел могло, что угодно: любой шорох, любое движение, которое покажется ему подозрительным. Если он попадет, даже касательное ранение может оказаться смертельным. Осы чувствуют запах, так сказал Ковальский. А кровь пахнет достаточно сильно, чтобы вызвать их интерес.
- Успокойтесь, доктор, мы сделаем так, как вы говорите, - произнес Дойл. Нет, идти в блок криокамер он не собирался. Никто не знает, сколько ос там находится. И даже если их удастся сжечь, остальные вряд ли будут бездействовать. Наверняка у тварей есть какой-нибудь сигнал тревоги, который переполошит всех насекомых на палубе. Военный всего лишь тянул время. – Успокойтесь. У вас нет причин вам угрожать. Мы все хотим, чтобы вы выжили.
Ковальский медленно сдвинулся в сторону, открывая капитану маневр для броска. Правильное решение. Очень правильное.
«Чтобы не случилось, док, не двигайтесь» - мысленно взмолился Дойл. – «Оставайтесь мебелью».
Самому ему не было страшно. Страх вытесняла уверенность в том, что он все делает правильно.
- Мы идем, доктор, - Дойл полуобернулся, делая вид, что собирается направиться к блоку криокамер, но в последнее мгновение резко развернулся назад, швыряя дробовик в лицо ученому.
Аламейда инстинктивно вскинул руку, пытаясь прикрыться. Грохнул выстрел. Пуля ушла куда-то в потолок, с жалобным лязгом срикошетив от него. И этот лязг заглушил грозный гул потревоженных ос, взметнувшихся в воздух. Под его аккомпанемент Дойл бросился вперед, перехватил руку ученого с пистолетом, рывком вывернул ее, заставляя выпустить оружие, и со всей силы толкнул противника вниз по лестнице.
Аламейда еще успел улыбнуться – за щитком блеснул ровный ряд зубных имплантов.
Он почти поверил, что ребята не захотят ссориться… на виду у такого параноидального противника.
Он ошибся.
С хрустом врезался в локоть дробовик – и пальцы разжались почти произвольно – от боли и неожиданности он взвыл, роняя пистолет на ступеньки, однако не услышал звука падения – прыжок Дойла лишил его этой возможности. Родриго попытался изогнуться, вывернуться, перехватить руку противника – не смог, сковало болью раздробленный локоть, кисть повисла, как плеть… и он не удержался, кубарем скатившись с лестницы.
Аламейда упал лицом вниз.
Словно пустая скорлупа от ореха, хрустнул пластик, и из-под него потекла черная струйка крови.
Ковальский, бледнея, прижался к стене.
«Что теперь? Дьявол, что же теперь?!»
- Бегом! - заорал он, - два пролета, мы успеем!
Потревоженные осы с визгом метались под потолком.
Перемахивая через ступеньки, Марек не взбежал – взлетел на площадку между палубами и поднял голову. К гулу осиного роя примешивалось что-то еще. На верхней палубе мигала противопожарная сигнализация.
Ему показалось, что запотел пластиковый щиток, но чуть позже он понял, что по ступеням трапа стелется сизый дым.
Едва появилась кровь, как Дойл невольно отпрянул назад. Он боялся не ее вида, а того, что она привлечет ос. И сердитое гудение под потолком, которое неожиданно, как показалось военному, стало ближе, лишь подтвердило его опасения.
Окрик Ковальского подстегнул к действию. Капитан развернулся и бросился вверх по лестнице, на бегу подхватывая выроненный ученым пистолет. Своего дробовика он не видел и не собирался тратить время на его поиски.
Над самой головой с сердитым жужжанием пронеслась оса, метнувшаяся вниз. В голове мелькнула мысль о том, что бросать Аламейду на произвол судьбы было неправильно, каким бы мерзавцем он ни был, он не заслуживал такой смерти. Но Дойл отогнал ее. Любая жалость сейчас была бы бессмысленна. Пытаясь вытащить ученого, они лишь посадили бы себе «на хвост» весь осиный рой.
Впрочем, осы и так преследовали их. Капитан слышал сердитое жужжание за спиной, заставлявшее бежать вверх по лестнице на пределе сил – воздуха в костюме катастрофически не хватало.
И медленно наползавший сверху дым в первое мгновение показался Дойлу едва ли не чудесным спасением.
- Быстрее… – выпалил он на выдохе, толкая Ковальского на последний лестничный пролет. – Дым… отпугивает… насекомых…
И в подтверждение его слов сердитое жужжание резко отдалилось, оса или осы метнулись куда-то в сторону, уходя от столкновения с дымными щупальцами.
Военный в несколько прыжков преодолел очередную лестницу, оказываясь на палубе. Дым серо-черной пеленой плыл по коридору, наползая откуда-то из глубины отсека. Судя по цвету, где-то горел пластик.
Дойл прищурился, пытаясь разглядеть источник огня, сквозь завесу и запотевшую переборку шлема. Не будь на них костюмов – они бы уже начали задыхаться.
- Кажется, это в дальних лабораториях или в медблоке, - произнес военный. И там, и там еще оставались люди, а система водоснабжения из-за отсутствия электропитания могла уже не функционировать. – Нужно загасить огонь.
Не смотря на спешку, Дойл понимал: оставлять источник горения без внимания нельзя. Ремонт системы энергоснабжения мог занять не меньше часа, за это время пожар мог перекинуться на всю палубу.
Капитан бросился вдоль по коридору, но через несколько десятков шагов едва не споткнулся о неожиданно возникшую впереди преграду. На полу лежали двое солдат, глядя в потолок уже остекленевшими, нечувствительными к дыму глазами. Дойл вспомнил их фамилии: Штайнмайер и Караджич.
- Осторожнее, - обернулся он к Ковальскому, чтобы предупредить возможное падение ученого.
Отредактировано Джереми Дойл (2014-08-23 12:44:44)
- Понял, - шевельнул губами Ковальский, забывая, что Дойл его не видит.
Он просто перешагнул их. Час назад они были людьми. Сейчас - неодушевленными предметами, не более. Помехой. Как мешки с мукой.
«Родриго мог бы остаться жив, если бы мы дотащили его до лабораторий», - хотел сказать Ковальский.
Но голоса не было. Перед глазами маячил распластанный по полу Аламейда.
Большая, с нелепо изогнутыми руками кукла. И лужица темной крови.
Он мог бы жить. Мог бы.
Если бы…
Сквозь серые дымные полосы тускло просвечивали лампы аварийного освещения – ближе к медблоку завеса становилась гуще и плотнее, сквозь слои угольного респиратора пробивался запах горелого пластика и… еще что-то…
- Эфир! – воскликнул Марек, - это из прозекторской, вероятно, горит лаборатория! Они исследовали срезы, для этого требуются реактивы… некоторые чрезвычайно горючи… видимо, осы что-то потревожили, или…
Одновременно с этим пришло понимание – если пожар начался в лаборатории прозекторской, значит, находящиеся там насекомые должны как минимум быть обезврежены … или уже погибнуть.
- Я лучше ориентируюсь в лабораториях, капитан, - Ковальский прибавил в скорости и обогнул Дойла на полкорпуса в несколько шагов, - и ноги у меня подлинее. Огнетушители в блоке Н, химическая лаборатория. Берем те, что маркированные желтым треугольником – для тушения химических горючих смесей. Костюмы там же, но потом…
Ковальский бросился к двери, наощупь находя кнопку открытия. Створки бесшумно разъехались, пропуская двоих, и так же бесшумно сомкнулись за их спинами.
Он сорвал пломбу со шкафа, в котором хранились огнетушители, выхватил два – продолговатых красных бочонка с желтой маркировкой - и бросил один из них Дойлу.
- Фонарик есть?
Он прошел через двери лабораторий, не останавливаясь и не оглядываясь.
На полу последней лаборатории сидела доктор Минич, сжав в кулачки сухие пальцы, и раскачиваясь, словно китайский болванчик. Услышав звук шагов, она нервически дернулась и подняла глаза, полные слез.
- Они умерли. Двое. Они умерли, Марек. Мицуко пока жива. Но…
Ожило лежащее на полу переговорное устройство.
- Оба чисты, ни личинок, ничего… но полная афибриногенемия, - журчал шепчущий тенорок хирурга Сомова, - яд этих чертовых тварей делает из крови компот! Каджеми говорит, у Такаясу нет шансов.
Он говорил что-то еще. Ковальский не слушал.
Не хватало воздуха.
Задыхаясь, он рванул застежку и сделал шаг вперед, к двери.
- Я хочу ее видеть.
Прозекторская? Дойл помнил, как Такаясу вышла из лаборатории, спрашивая, что у них происходит. Вышла, для того, чтобы стать жертвой инопланетной твари. Возможно, она так и не закончила изучать образцы тканей, и как результат, выходя, не выключила какой-нибудь нагревательный прибор. Впрочем, сейчас это было неважно.
Против лидерства Ковальского капитан не возражал, позволяя доктору выдвинуться вперед. Ос в лабораториях не было. А те, что оставались запертыми в прозекторской, как минимум должны были быть дезориентированы, а в лучшем случае усыплены или даже мертвы.
Фонарика у Дойла не было, приходилось двигаться через лаборатории почти наощупь. К счастью, препятствий на пути не возникало, пока они не добрались до последнего бокса, и не столкнулись с доктором Минич, сообщившей о судьбе раненых.
Двое умерли. Нетрудно было понять, о ком идет речь. Дойл стиснул зубы, мысленно чертыхаясь и на ос и на себя, и запоздало заметил реакцию Ковальского, которая больше походила на безумный порыв.
- Не сходите с ума! – крикнул военный, бросаясь к ученому. – Вы ничем ей не поможете.
Вот только разве это повод препятствовать их встрече? Даже если Ковальский ничего не сможет сделать, он сможет попрощаться с женщиной, раз уж она так ему дорога.
Тем более что судьба ос пока еще оставалась под вопросом. А если дым не убил их, если они все еще в состоянии напасть, тогда тащить с собой ученого было равносильно его убийству. А сегодня из-за него, Дойла, и так погибло много людей.
- Хотя нет, идите, - капитан отступил назад. – Отдайте мне дробовик и идите, так будет даже лучше. Я сам справлюсь с пожаром и вернусь за костюмами. Вы и так много сделали. Больше, чем кто-либо из нас. Несправедливо было бы подвергать вас опасности еще раз.
Дойл протянул руку, собираясь забрать у ученого оружие.
Голос доктора Сомова продолжал звучать из переговорного устройства, сообщая подробности состояния Такаясу, которое было критическим из-за внутренних кровотечений. Счет ее жизни шел на минуты.
- Что? – Ковальский вскинул на Дойла непонимающий взгляд, - нет… я не отдам оружие.
Внутри было сухо и пусто.
- Вы извините, - в пустой голове метроном медленно отсчитывал секунды.
Тик-так.
- Вы правда думаете, что я останусь отсиживаться в лабораториях, дожидаясь, что эта инопланетная тварь сожрет вас, а потом - всех остальных? Вам не вытащить экипировку в одиночку. И вашим солдатам не добраться до вас без «маскарада». Я догоню вас, идите.
Тик-так.
Он наклонился, пошарил по полу, поднял переговорное и нажал кнопку вызова.
- Док…тор Минич, я …по… рю…
- Это Ковальский, Сомов. Я сейчас зайду к вам. Разблокируйте дверь. И не пытайтесь убить меня скальпелем.
Переговорное устройство всхлипнуло и замолчало, потом ожило надсадным лающим кашлем и наконец выдавило странно изменившимся голосом Сомова.
- Дверь разблокирована, Марек.
Он застегнул зиппер – звук застегивающейся молнии отдался в голове болезненным эхом.
В черепной коробке тикал метроном.
От дверей ближайшей лаборатории до медицинского отсека был один проход - через шлюзовые камеры. Тридцать семь шагов. Он проделал их без приключений.
Створки дверей терапевтического блока разъехались и закрылись. Ковальский сбросил пластиковый капюшон.
Первое, что он увидел – растерянное лицо Каджеми.
Потом ее.
Капсулу вскрыли, стеклянный купол был откинут.
Мицуко лежала, опутанная проводами с кровезаменителями.
Он подошел и прикоснулся губами к ее лбу – мраморно-белому, с россыпью багровых петехий.
- Она холодная.
Каджеми отвернулся.
Ковальский словно очнулся ото сна, услышав слова военного, и сообщил, что не собирается отсиживаться. Лучше бы собирался и отдал ружье - против ос дробовик эффективнее, чем пистолет, особенно в условиях плохой видимости
Дойл покачал головой, но тратить время на споры снова не стал.
- Я иду к источнику пожара, - произнес он, выходя из лаборатории, пока ученый разговаривал с Сомовым.
Из щели между дверями медблока, ведущих в прозекторскую, сочился черный дым. Прижавшись к ним, капитан на мгновение прислушался, пытаясь уловить признаки жужжания живых ос. Но изнутри не доносилось ни звука. Это давало надежду на то, что все твари, сколько бы их не успело выбраться, погибли.
Дойл мысленно досчитал до трех, собираясь с духом, и нажал кнопку открытия дверей. Двери остались неподвижны. Военный чертыхнулся. Вероятно, в момент возникновения пожара, система безопасности заблокировала их.
Дойл отступил от двери, поднял пистолет и выстрелил, целясь в едва различимый в дымке замок. Пуля срикошетила с визгом, на пол полетели куски пластмассы, обнажая провода. С последними пришлось повозиться, прежде чем двери с шипением расползлись в разные стороны.
Клубы дыма повалили сильнее, снижая видимость до нуля. Военный резко выпрямился и, весь превратившись в слух, медленно двинулся вперед. Удары сердца гулко отдавались в голове, временами заглушая все остальные звуки. Под ногами что-то звякнуло… Инструмент или брошенный поднос.
Протянув руку чуть в сторону, Дойл нащупал стол, затем что-то мягкое, похожее на человеческие пальцы. Чертыхнувшись, капитан торопливо отдернул руку, понимая, что находится рядом с трупом одного из ученых, чье вскрытие так и не успели закончить. Это значило, что дверь в лабораторию должна была находиться справа.
Дойл медленно двинулся вперед, нащупывая рукой стену. И вот тогда, в дымном тумане послышалось слабое, но от этого не менее пугающее жужжание. Кажется, оса была где-то внизу, на полу, и она приближалась, заставляя капитана невольно укорить шаг и зашарить рукой по стене в поисках кнопки открытия дверей лаборатории.
Вы здесь » Ковчег » Звездная система α Центавра » "Иногда они просыпаются"
